Приведенные выше классические правила в полном объеме могли бы действовать с первого, начального «перевода» социалистической экономики России в экономику капиталистическую, и парламент был сторонником такой либеральной экономической реформы. При этом было очевидно и то, что перевод огромной по масштабам экономики России в режим капиталистической принципиально невозможно осуществить без необычайно высокой активности государства, его целесообразной деятельности. Вокруг этого главного вопроса и шла борьба между парламентом и президентско-правительственной стороной.
Президентско-правительственная сторона исходила из того, что надо «просто» передать государственную собственность в руки частных лиц (не важно — в какие; не важно, как они будут ею распоряжаться; не важно, что отсутствует вообще рыночная среда; не важно, что нет управленческих кадров для частных компаний и в целом полностью отсутствует рыночная инфраструктура; не важно, что нет банков, финансово-кредитных учреждений, и т.д.). Главное, утверждали они, «не допустить возможности возврата социализма», т.е. для них идеологическая задача была превыше всего.
В результате сформировались отечественные компании-монополии, совершенно неспособные к конкуренции, операциям на свободном рынке. В случае затруднений они тут же прибегали к физической силе, захватывали предприятия, устраняли конкурентов. Они сумели заменить известную классическую формулу первоначального накопления капитала (модель Рикардо—Маркса): «Деньги — Товар — Деньги» на другую, исключительно российскую модель — «Деньги — Власть — Деньги». Нигде в мире, за пределами России и СНГ, невозможно было увидеть действие этой формулы как определившейся закономерности.
Последствия: первое — оно вытекает из изложенного выше — известный беспрецедентный уровень коррупции во всех эшелонах власти и во всех хозяйствующих субъектах; второе — искусственное формирование монополистического капитала, когда никому не известные люди вдруг стали собственниками огромных заводов и иных предприятий, на строительство которых подчас были затрачены десятки и сотни миллионов долларов, вложен труд десятков тысяч людей, иногда нескольких поколений. Они не проявили себя ни Фордами, ни Гейтсами, не могли использовать свои способности и талант, кроме «нужных связей» с властью. Вот где истоки появления в немыслимо короткие сроки многих миллионеров и миллиардеров, а не в их исключительных способностях. Они, кстати, вовсе не заинтересованы в рождении капиталистического предпринимательства, в том числе мелкого, которое в развитых странах является базовой платформой всей экономической системы, обеспечивая реализацию закона спроса и предложения. Третье последствие, большая часть населения оказалась отброшенной к условиям материальной жизни 1960—1970-х гг., нищета и бедность стали определяющей чертой российского общества.
Противоречия в подходах к реформам
Несмотря на определенное расхождение показателей роста ВВП в СНГ по разным источникам (официальная статистика этих стран, Всемирного банка, МВФ), очевидно, что в 2001—2005 гг. экономика этой группы стран развивалась необычайно высокими темпами.
Это, несомненно, крупный успех, который должен был сопровождать реформы еще в начальный этап, за исключением, возможно, первых 2—3 лет болезненного трансформационного периода. Этот вывод базируется на том, что все основные факторы для этого имелись:
- а) высокообразованное общество, воспринявшее идеи политического и экономического реформирования;
- б) мощный производственный потенциал;
- в) необъятные ресурсы с соответствующей хорошо налаженной базой добычи и переработки сырья, веками отлаженные хозяйственные и культурные отношения между новыми странами;
- г) внешние рынки, на которых у России и других стран СНГ имелись свои ниши.
Таким образом, не было объективных причин для того, чтобы уровень материальной жизни населения России в эпоху реформ значительно ухудшился по сравнению с периодом, им предшествующим. Рассмотрим два подхода к реформе.
1. Парламент являлся сторонником модели осторожного, вдумчивого подхода к капиталистической трансформации, когда на первый план выдвигались задачи подчинения экономических преобразований социальной политике с целью не допустить ухудшения материально-культурного уровня народа по сравнению с тем, который был достигнут в эпоху социализма. Парламент исходил из необходимости создания макроэкономических условий для капиталистических преобразований — подготовки новых кадров, ориентирующихся в рыночной экономике, формирования законодательных предпосылок для осуществления денационализации (приватизации) государственного сектора экономики, а также самой рыночной среды с конкурентными механизмами. Речь шла, таким образом, об упорядоченной, разбитой по этапам реформе, которая одновременно обеспечила бы появление здорового, конкурентного капиталистического предпринимательства, ориентированного не на «обогащение» за счет незаконных операций с государственным сектором, установление «теневых связей» с чиновничеством, а на адекватные действия в условиях создающегося рынка с его законами спроса и предложения. Такой подход исключил бы формирование паразитарного, криминального слоя предпринимателей, известных в России как «олигархи», деятельность которых оценивается в последние годы крайне отрицательно всеми слоями российского общества. При этом базовые отрасли экономики (в том числе недра), транспортные и иные коммуникации должны были бы значительное время действовать в рамках государственного сектора, поскольку в стране еще не появились предприниматели, способные обеспечить их бесперебойное функционирование, — бизнес-сообщество едва зарождалось.
2. Модель экономической политики правительства, которое было приведено к власти после подавления российским парламентом попытки реакционного переворота со стороны ГКЧП состояла в том, чтобы «немедленно», сию минуту, «осуществить в России рыночные преобразования». В этих целях провозглашалась задача, и она, эта задача, выполнялась через разрушение системы организации громадной государственной собственности (якобы «ничейной», по их терминологии); немедленно передавались в частные руки (достаточно сомнительным лицам, никогда не имевшим отношения к экономической и финансовой деятельности) государственные структуры, при этом ликвидировались контрольные механизмы государства» в экономике и финансах. Практиковалось крайне легкомысленное (по существу, анархистское) отношение к закону (игнорирование закона), когда отношения собственности изменялись простым росчерком пера чиновника-бюрократа.
Эта политика получила окончательное доминирование в России, когда президентом был осуществлен заговор против Конституции и парламента. В сентябре 1993 г. этот заговор воплотился в кремлевский путч, а 3—4 октября того же года парламентский дворец в центре Москвы был расстрелян из танковых пушек. Наступил конец парламентской республики, а высшая исполнительная власть смогла беспрепятственно осуществлять избранную ею модель экономической реформы. В конечном счете такая политика привела к двух-трехкратному ухудшению материально-культурного уровня населения по сравнению с соответствующим уровнем в конце 1980-х — начале 1990-х гг.
Социально-экономический итог реформ 1990-х гг.
Результатом их стало формирование крупного монополистического капитала с выраженными чертами паразитно-криминального свойства, который изначально не был способен действовать на рыночной базе (в условиях механизма конкуренции, в соответствии с законами спроса и предложения). Он мог функционировать исключительно в симбиозе с властью, посредством незаконных, часто мошеннических операций, облекаемых в форму «законных». Эта сторона деятельности придала ему врожденный криминальный аспект. Все это отразилось и на становлении всей экономической системы общества.
Методология трансформации системы
Вопросы кардинального реформирования экономической системы социума сопровождали всю историю этого строя. Военный коммунизм, ленинский нэп, хрущевские, косыгинско-брежневские попытки реформирования, горбачевская перестройка — все это свидетельствовало о том, что правящие круги в целом сознавали необходимость экономических реформ, но они не могли выйти за пределы узкого понимания (догматической трактовки) социализма, его основных постулатов.
И когда после подавления российским парламентом попытки реакционного путча (ГКЧП), направленного против прогрессивных изменений в стране, появились исключительные условия по своему благоприятному сочетанию, в высшей исполнительной власти были приняты достаточно простые (примитивные) решения. Они исходили из следующих постулатов:
- Тогдашние руководители были искренне убеждены, что передача государственной собственности в частные руки приведет к благоденствию и процветанию. Поэтому приватизация рассматривалась ими не в качестве одного из инструментов создания капиталистической, конкурентной экономической системы, а как нечто самодостаточное, способное автоматически решить все другие проблемы (занятость, уровень жизни, культура и т.д.). К тому же эта часть политики была очень проста для исполнения: был государственный завод — стал частный.
- По-видимому, в исполнительной власти России не представляли себе, что каждая капиталистическая страна имеет свои органические особенности. Соответственно, не существует единых критериев, обеспечивающих успешное проведение радикальных экономических реформ «для всех стран, строящих капитализм». Этот их самообман поддерживался узким видением грандиозности решаемых задач, которое было проявлено большой группой иностранных ученых и специалистов, консультировавших российские власти. Они, в частности, разработали (первоначально для стран Латинской Америки) в самом конце 1980-х гг. обширную программу экономических преобразований («Вашингтонский консенсус»). Эта программа была рекомендована российскому правительству, которое некритически восприняло ее и лихорадочно пыталось осуществить.
Несмотря на все запреты, наложенные на правительство Ельцина высшей конституционной властью, основные мероприятия, намеченные в «Вашингтонском консенсусе», были выполнены правительством Ельцина (Гайдар — Чубайс — Черномырдин). Когда обнаружился полный провал этих рецептов, а российская экономика все более стала походить на экономику сырьевых стран, ориентированных на экспорт, известные американские ученые-экономисты заняли позиции резкой критики проведенных реформ. Но это происходило спустя почти 10 лет после начала реформ, и, что удивительно, аргументация в их критике зеркально повторяет то, что говорилось в 1990-х гг. бывшим председателем российского парламента.
Следует отметить, что изначально сама вероятность применения идей этой концепции к преобразованиям в странах Восточной Европы и СССР—России вызывала у причастных к реформам ученых и специалистов недоумение. И восточноевропейские страны, и республики СССР — это были вполне развитые индустриальные страны, с развитой экономикой, обширным средним классом (хотя и с иными характеристиками по сравнению с теми, которые существовали на Западе), довольно высоким образовательным потенциалом, со своими прочными традициями. В них принципиально не могли быть применены способы и подходы, разработанные для развивающихся стран, даже для такой их группы, как страны Латинской Америки, причем некоторые из стран этой группы по уровню социально-экономического положения были достаточно развиты.
Да и сами разработчики этой конструкции (специалисты МВФ и Всемирного банка и других организаций) не рассчитывали первоначально, что их результаты могут быть использованы в России. Этот проект, теоретической базой которого являлись некоторые идеи неоклассического направления экономической теории, в частности монетарной школы (когда делается ударение на финансово-денежном факторе, выдвигается цель подчинить все иные сферы экономической деятельности стабилизации финансов), первоначально ставил своей главной задачей решение проблемы долгов стран Латинской Америки в условиях разразившегося международного кризиса задолженности.
Таким образом, центральной идеей «Вашингтонского консенсуса» выступает «структурная перестройка» экономики, где определяющим звеном является финансовый сектор, подлежащий стабилизации. При этом не принимается в расчет производство. Видимо, считалось, что «стабильность финансового сектора» может «подтянуть» производственный сектор. Возможно, в некоторых странах ситуация могла развиваться так, как предполагали авторы документа. Но даже на стадии проектирования было очевидно, что данная идея не может иметь универсального значения. Это подтвердилось на примере стран Латинской Америки еще до того, как были начаты реформы в России.
Тем не менее гипотетически можно было допустить, что для того конкретного периода и для конкретных стран Латинской Америки (Аргентина, Венесуэла, Перу, Чили и др.) эти идеи были позитивными и имели определенный смысл. Но, как известно, план Брэйди, основанный именно на этих принципах, не достиг своих целей и не смог предотвратить очередной виток кризиса задолженности группы стран и Латинской Америке и даже предотвратить повторный долговой кризис в Аргентине1. Несмотря на это, был сконструирован один из главных принципов, который лег в основу проекта — «Вашингтонского консенсуса», — принцип структурной перестройки в качестве решающего вклада в решение проблемы внешнего долга2.
На втором этапе осуществления реформ разработанные для применения к странам — должникам Латинской Америки положения стали адресоваться ко всем развивающимся странам, поскольку их проблемы были относительно схожими. Сам арсенал рекомендуемых средств значительно расширился. В частности, основное ударение было сделано на проблеме приватизации как универсальном средстве решения не только структурных проблем экономики, но и возможностей обеспечения динамичного экономического роста. Были разработаны и рекомендации в отношении банковского сектора, в том числе и касающиеся процентной ставки, а также прямых иностранных инвестиций. Однако главным рассматривалась политика приватизации, но при этом недооценивалось то обстоятельство, что приватизации должна была предшествовать законодательная деятельность по созданию рыночной инфраструктуры, а правительства были обязаны формировать общую конкурентную среду, не форсируя на бессистемной основе денационализацию экономики.
На третьем этапе, после развала мировой социалистической системы и «роспуска» СССР, все эти рекомендации в рамках проекта «Вашингтонского консенсуса» были в полном объеме взяты на вооружение российским правительством, что обусловило и крах реформаторской деятельности этого правительства, и упадок экономики, и обнищание населения. В то же время в странах Восточной Европы ни одно правительство не взяло на вооружение «шоковую терапию» в полном объеме. Учитывая конкретную ситуацию в своих странах, они сумели избежать катастрофического падения производства, довольно быстро перестроить экономические структуры и создать предпосылки для нового роста.
Примечания
1. Государственный Комитет по Чрезвычайному положению (ГКЧП) — орган, сформированный в августе 1991 г. высшими руководителями СССР и КПСС во главе с вице-президентом СССР и партийным ядром ЦК КПСС, ставивший своей целью свержение М.С. Горбачева и роспуск российского парламента как наиболее последовательного сторонника осуществления радикальных преобразований в СССР и России.
2. См.: Хасбулатов Р.И. Мировая экономика. М., 1994; Он же. Мировая экономика. Теория. Принципы. Политика. Т. 2.
3. Williamson J. Introduction // Latin American Adjustment: How much Has Happened? Washington, D.C., Institute for International Economics. April 1990. P. I.