Но между отдельным человеком и человечеством стоит нация с ее особенным языком и литературой, с ее собственным происхождением и историей, с ее особенными нравами и обычаями, законами и учреждениями, с ее правами на существование, на независимость, прогресс, вечную устойчивость и с ее обособленной территорией; образовавшись в ассоциацию посредством солидарности умственных и материальных интересов, составляя одно самостоятельное целое, которое признает над собой авторитет закона, но в то же время, как целое, владея еще естественной свободой по отношению к другим подобного рода ассоциациям, нация при существующем мировом порядке не может обеспечить свою самостоятельность и независимость иначе, как собственными силами и своими частными средствами. Подобно тому как отдельный человек только благодаря нации и в недрах нации достигает умственного образования, производительной силы, безопасности и благосостояния, так и цивилизация человечества немыслима и невозможна иначе, как при посредстве цивилизации и развития нации.
В настоящее время между нациями существует, однако, бесконечное разнообразие; мы видим между ними великанов и карликов, существ нормальных и калек, нации цивилизованные, полуцивилизованные и варварские. Но тем не менее все нации, как и отдельные люди, обладают от природы инстинктом самосохранения и стремлением к прогрессу. Задача политики — цивилизовать варварские нации, сделать малые — великими и слабые — сильными, но прежде всего обеспечить их существование и устойчивость. Задача политической (национальной) экономии заключается в экономическом воспитании наций и в подготовке их к вступлению во всемирное общество будущего.
Нация в нормальном состоянии обладает собственным языком и литературой, обширной и хорошо округленной территорией, снабженной разнообразными естественными материальными источниками богатств и значительным населением. Земледелие, фабрично-заводская промышленность, торговля и мореходство развиты в ней равномерно; искусства и науки, просвещение и народное образование находятся у нее на одинаковой высоте с развитием материального производства. Государственное устройство, законы и учреждения обеспечивают ее гражданам высокую степень безопасности и свободы, поддерживают в ней религиозность, нравственность и благосостояние, одним словом, их цель — преуспеяние граждан. Она обладает достаточными морскими и сухопутными силами для обеспечения своей самостоятельности и независимости и для поддержания своей внешней торговли. Ей присуща сила влиять на развитие отставших от нее наций и посредством избытка своего населения и своих умственных и материальных капиталов основывать колонии и порождать новые нации.
Значительная населенность и обширная, снабженная естественными богатствами территория — вот необходимые признаки нормальной национальности; они составляют основное условие умственного развития, равно как материального преуспеяния и политического могущества. Нация с ограниченным количеством населения и незначительной территорией, в особенности если она говорит своим собственным языком, может владеть лишь изуродованной литературой, лишь ничтожными учреждениями для развития искусств и наук. Незначительное государство никогда не будет в силах развить на своей территории до совершенства различных отраслей труда. Всякое покровительство будет вызывать у нее частную монополию. Только посредством союзов с более могущественными нациями, жертвуя частью национальных выгод и чрезмерным напряжением сил, может она еще кое-как обеспечить свою самостоятельность.
Страна, которая не соприкасается с морями, которая не имеет ни торгового, ни военного флота или у которой устья рек не находятся в ее власти, в своей внешней торговле стоит в зависимости от других наций; она не может ни основать колоний, ни положить начало новым нациям; весь избыток населения, умственных и материальных средств, отливая в страны еще некультивированные, теряется совершенно для ее литературы, цивилизации и промышленности в пользу других наций.
Нация, не округленная морями и горными цепями, предоставлена вторжениям чужеземцев и может лишь с огромными пожертвованиями установить свою собственную таможенную систему, и то лишь очень несовершенную.
Территориальные недостатки могут быть устранены или посредством наследований, как было в Англии и Шотландии, или покупкой, как было во Флориде и Луизиане, или завоеваниями, как это было в Великобритании и Ирландии.
В новейшее время начали прибегать к четвертому способу, который приводит к той же цели и более соответствует праву и благосостоянию народов и государств, чем завоевания, и не стоит в такой зависимости от случайностей, как наследование, а именно — к объединению интересов различных государств посредством торговых договоров, свободно заключенных. Еще недавно германская нация посредством таможенного союза обеспечила себе обладание важнейшими атрибутами национальности. Однако это мероприятие не может считаться совершенным, пока оно не распространится по всему побережью Немецкого моря — от устьев Рейна до границ Польши с включением Голландии и Дании. Естественным следствием такого союза должно быть вступление обеих этих стран в Германский союз, следовательно, присоединение к германской национальности, чем они приобретут то, чего им недостает в настоящее время, а именно рыбные ловли и морские силы, морскую торговлю и колонии. Тем более что оба эти народа принадлежат и по своему происхождению, и по существу своему к немецкой национал ьности. Долги, которые лежат бременем на этих странах, — суть необходимое следствие их неестественного стремления к поддержанию своей самостоятельности, и вполне естественно, что это зло достигнет таких размеров, когда оно сделается невыносимым и когда включение в лоно более обширной национальности им самим будет казаться желательным и необходимым.
Бельгия только путем федеративного объединения с нацией более обширной может устранить неудобства, проистекающие из ограниченности ее территории и численности населения. В Северной Америке и Канаде тем более будет возрастать население, чем более будет развиваться протекционная система Соединенных Штатов, тем более они будут чувствовать потребность в сближении друг с другом и тем менее Англия будет в состоянии воспрепятствовать устройству между ними конфедерации.
В экономическом отношении нации должны пройти через следующие стадии развития: состояние первоначальной дикости, пастушеское, земледельческое, земледельческо-мануфактурное и, наконец, земледельческо-мануфактурно-коммерческое.
История промышленности нации, и главным образом в Англии, показывает, что переход из дикого состояния в пастушеское, из пастушеского в земледельческое и из земледельческого к первым попыткам мануфактурной, или фабрично-заводской, промышленности и мореплавания совершается быстрее и выгоднее всего при посредстве свободы торговли с ушедшими вперед в развитии городами и странами; но что полного развития фабрично-заводской промышленности, значительного мореходства и обширной внешней торговли возможно достигнуть лишь при вмешательстве государственной власти.
Чем менее развито земледелие и чем более внешняя торговля дает случаев к обмену земледельческих продуктов и сырья на иностранные мануфактурные изделия, чем более при этом нация погружена еще в варварство и нуждается в абсолютной монархической форме правления и законодательства, тем более будет содействовать ее благосостоянию и цивилизации свободная внешняя торговля, т. е. вывоз земледельческих продуктов и ввоз мануфактурных изделий.
Чем более, напротив, развиты земледелие нации, ее промышленность и вообще ее социальное и политическое состояние и гражданственность, тем менее будет она в состоянии извлекать пользы для улучшения своего общественного положения из обмена туземных земледельческих продуктов и сырых произведений на иностранные мануфактурные изделия, тем более будет наносить ей ущерба счастливая конкуренция иностранной, опередившей ее мануфактурной промышленности.
Только у наций последнего рода, именно у таких, которые владеют всеми умственными и материальными качествами и средствами, необходимыми для создания своей собственной фабрично-заводской промышленности и для достижения высшей ступени цивилизации и развития материального благосостояния и политического могущества, но которые встречают препятствия для своих успехов в конкуренции опередившей их иностранной промышленности, — у таких только наций получают свое оправдание торговые ограничения в целях насаждения и покровительства собственной фабрично-заводской промышленности, и торговые ограничения у таких наций должны иметь место лишь до тех пор, пока эта промышленность не окрепнет настолько, что для нее не будет страшна иностранная конкуренция, и поэтому в таком лишь размере, насколько это необходимо для покровительства этой промышленности при ее возникновении.
Протекционная система станет в противоречие не только с принципами космополитической экономии, но и с правильно понятыми интересами, если она пожелает сразу совершенно устранить иностранную конкуренцию и изолировать покровительствуемую нацию от других наций. Когда фабрично-заводская промышленность, которой оказывается покровительство, находится еще в первом периоде своего развития, ввозные пошлины должны быть очень умеренны, они должны возвышаться постепенно вместе с увеличением умственных и материальных капиталов, технической опытности и духа предприимчивости нации. С другой стороны, ни в каком случае не требуется, чтобы всем отраслям промышленности оказывалось одинаковое покровительство. Особенного покровительства заслуживают только важнейшие отрасли, те, для которых потребны большие основные и оборотные капиталы, большое количество машин, равно как и масса технических знаний, ловкости и опытности, и большое количество рабочих сил, которых продукты являются предметами первой жизненной необходимости, которые, следовательно, будут важнейшими по отношению к их общей ценности, равно как и с точки зрения независимости данной страны; таковы, например, шерстяные, хлопчатобумажные, полотняные фабрики и т. д. Если эти важнейшие ветви при достаточном покровительстве получат развитие, то около них станут развиваться и другие, менее значительные, даже и при более слабом покровительстве. У тех наций, у которых заработная плата высока и население которых невелико еще сравнительно с протяжением их территории, как, например, в Соединенных Штатах Северной Америки, их собственные интересы требуют, чтобы оказывалось менее покровительства тем отраслям промышленности, которым не может дать особенной помощи применение машин, нежели тем, в которых машины выполняют главную работу, конечно, при том условии, если нации, доставляющие им предметы первой промышленной потребности, не откажутся свободно допускать к себе их земледельческие продукты.
Школа обнаруживает полное незнакомство с сущностью национально-экономических отношений, если она признает, что такие нации посредством обмена земледельческих продуктов на мануфактурные изделия точно так же могут обеспечить им успехи гражданственности, благосостояния и вообще социального преуспеяния, как и посредством насаждения собственной фабрично-заводской промышленности. Никогда нация исключительно земледельческая не в состоянии будет значительно развить свою внутреннюю и внешнюю торговлю, свои пути сообщения и торговое мореходство, равно увеличить свое население в соответствии с ее благосостоянием или достигнуть значительных успехов в нравственном, умственном, социальном и политическом развитии; она никогда не достигнет высокого политического могущества и не будет в состоянии оказывать влияние на цивилизацию и прогресс отсталых наций и основывать собственные колонии.
Страна чисто земледельческая является бесконечно менее совершенной, чем страна земледельческая и вместе с тем мануфактурная. Первая всегда находится в большей или меньшей экономической и политической зависимости от тех наций, которые получают у нее земледельческие продукты в обмен на свои фабрично-заводские изделия. Она не может сама определять объем своего производства; она должна ожидать спроса со стороны покупателей из других стран. Эти другие страны, в одно и то же время земледельческие и фабрично-заводские, сами производят огромную массу сырья и пищевых продуктов, а потому и требуют от земледельческих наций только такое количество, которое необходимо для покрытия их дефицита. Следовательно, чисто земледельческие нации стоят относительно сбыта предметов их производства в зависимости от случайностей большего или меньшего урожая в странах одновременно земледельческих и фабрично-заводских; кроме того, они имеют конкурентов в прочих земледельческих странах: таким образом, их неопределенный сам по себе сбыт становится вследствие этой конкуренции еще неопределеннее.
Наконец, они подвержены опасности полного перерыва их торговых сношений с фабрично-заводскими странами вследствие войны или торговых мероприятий, и тогда они принуждены терпеть двойной ущерб: невозможность найти покупателей для своего избытка в земледельческих продуктах и приобрести потребные им фабрично-заводские изделия. Чисто земледельческая нация, как мы уже сказали прежде, является подобной человеку с одной рукой, принужденному опираться на чужую руку, помощь которой, однако, не во всех случаях может быть надежной; нация земледельческая и вместе с тем мануфактурная, напротив, является подобной человеку, располагающему обеими своими собственными руками.
Школа допускает принципиальную ошибку, утверждая, что протекционная система есть дикая выдумка глубокомысленных политиков. Ссылаемся на историю, которая свидетельствует, что покровительственные мероприятия вызывались или естественным стремлением нации к благосостоянию, независимости и могуществу, или являлись результатом войны и враждебных торговых мероприятий со стороны наций, достигших промышленного и торгового господства.
Идея независимости и могущества возникает вместе с представлением о нации. Школа не обратила на это внимания, так как она избрала предметом своих исследований не экономию различных наций, а экономию общества вообще, иначе говоря, целого человечества. Стоит только представить себе, что все нации сольются во всемирной федерации, и взгляд на независимость и могущество исчезнет совершенно. Гарантия самостоятельности каждой нации будет зависеть в таком случае от конституции всемирного союза, подобно тому, как, например, гарантия штатов Rhode-Island и Delaware зависит от союза всех объединенных свободных американских штатов. Со времени возникновения этого союза этим незначительным штатам не приходит и мысли о том, чтобы увеличить свое политическое могущество или считать свою независимость менее обеспеченной, чем независимость самых больших штатов союза.
Как бы ни была разумна такая всемирная федерация, но было бы нелепостью со стороны известной нации, в ожидании великих выгод такого всемирного союза и вечного мира, если бы она вздумала регулировать свою национальную политику так, как если бы эта всемирная федерация уже существовала. Мы спрашиваем: не заподозрит ли всякий разумный человек в безумстве то правительство, которое, признавая выгоды и разумность вечного мира, вздумало бы распустить свои войска, уничтожить военный флот и срыть крепости? В этом случае правительство поступило бы совершенно так, как рекомендует народам школа, когда она, указывая на выгоды вечного мира, советует им отказаться от выгод протекционной системы.
Война оказывает разрушительное действие на международные торговые сношения. Вследствие войны земледелец, живущий в одной стране, силою отделяется от фабриканта или заводчика, живущего в другой стране. Но в то время, как фабрикант или заводчик — раз он принадлежит к нации могущественной и со значительным флотом, ведущей обширную торговлю, — легко находит необходимые ему продукты земледелия у сельских хозяев своей страны или тех стран, которые для него остаются доступными, житель страны чисто земледельческой вследствие этого перерыва международных торговых сношений страдает вдвойне. Он лишается в гаком случае рынков сбыта для своих земледельческих продуктов, а следовательно, и возможности рассчитаться за те мануфактурные изделия, которые ему необходимы вследствие прежних торговых сношений; он одновременно ощущает стеснение как в производстве, так и в потреблении.
Когда стесненная войною в производстве и потреблении земледельческая нация сделала уже большие успехи в цивилизации и земледельческой культуре и владеет уже значительным населением, то перерыв торговых сношений вследствие войны вызывает в ней возникновение фабрик и заводов. Война в таком случае действует так же, как запретительная система. Это заставляет нацию понять огромную выгоду собственной фабрично-заводской промышленности, она на деле убеждается, что с перерывом торговых сношений вследствие войны она больше выиграла, чем потеряла. В ней берет перевес убеждение, что для нее настало время из состояния государства исключительно земледельческого перейти в состояние государства земледельческо-мануфактурного и достичь, таким образом, высшей степени благосостояния, цивилизации и могущества. Но когда, после того как такая нация сделала уже значительные успехи в открытой ей войной промышленной карьере, снова наступает мир и когда обе нации желают снова возобновить существующие торговые отношения, они невольно чувствуют, что за время войны возникли новые интересы, которые могут быть совершенно уничтожены возобновлением прежних торговых сношений. Бывшая земледельческая нация чувствует, что, открывая прежний сбыт своим земледельческим продуктам за границу, она должна принести в жертву интересы своих возникших за это время фабрик и заводов; мануфактурная нация чувствует, что часть возникшего за время войны земледельческого производства снова уничтожилась бы при свободе ввоза. Та и другая стремятся поэтому к ограждению этих новых интересов установлением ввозных таможенных пошлин. Вот история торговой политики за истекшие пятьдесят лет.
Войной вызваны новые протекционные системы, и мы не боимся выразить убеждение, что в интересах мануфактурных держав второго и третьего разряда следовало бы их удержать и довершить, даже в том случае, если бы Англия по восстановлении мира не сделала непростительной ошибки, ограничив ввоз пищевых продуктов и сырья, следовательно, оставив в силе мотивы протекционной системы, имевшие значение до заключения мира. Как нация, находящаяся в первобытном и варварско-земледельческом состоянии, может идти вперед лишь при помощи торговли с цивилизованными мануфактурными нациями, так же точно, возвысившись до известной степени культуры, она лишь при помощи своей фабрично-заводской промышленности в состоянии достигнуть высшей ступени благосостояния, цивилизации и могущества. Война, облегчающая стране переход ее из состояния земледельческого в состояние земледельческо-мануфактурное, является, таким образом, благодеянием для нации, подобно тому как война Северо-Американских Соединенных Штатов, несмотря на громадные жертвы, которых она требовала, стала для будущих поколений поистине благодеянием. Мир же, который снова возвращает в земледельческое состояние нацию, призванную к развитию собственной фабрично-заводской промышленности, станет для нее проклятием и будет несравненно вреднее для нее самой войны.
К счастью мануфактурных стран второго и третьего разряда Англия, после восстановления всеобщего мира, ограничив ввоз пищевых продуктов и сырья, сама положила границы своему основному стремлению монополизировать мануфактурный рынок земного шара. Во всяком случае, если бы английские сельские хозяева, которые в течение войны имели в исключительно своем обладании внутренние рынки, были вначале поставлены в тяжелое положение заграничной конкуренцией, то позднее, как мы обстоятельно покажем в другом месте, эти их потери были широко возмещены тем, что Англия достигла всемирной мануфактурной монополии.
Было бы нелепостью со стороны мануфактурных наций второго и третьего порядка, в которых фабрично-заводская промышленность была вызвана к жизни вследствие двадцати пятилетней войны и настолько упрочилась вследствие удаления их земледельческих продуктов с английского рынка, что им достаточно было бы, может быть, еще десяти или пятнадцати лет энергического поощрения для того, чтобы вступить в свободную конкуренцию с английской фабричной промышленностью, — было бы нелепостью, говорим мы, чтобы теперь, после невероятных жертв целого полустолетия, эти нации вздумали отказаться от неизмеримо громадных выгод, вытекающих из их собственной фабрично-заводской промышленности, и перейти с свойственной земледельческо-мануфактурным странам высшей ступени культуры, благосостояния и независимости на низшую ступень зависимых земледельческих наций, и все это потому только, что Англии угодно было заметить свою ошибку и усмотреть предстоящее возвышение конкурирующих с ней стран.
Предположим, что промышленные интересы Англии приобретут достаточно влияния для того, чтобы принудить верхнюю палату, всю состоящую из крупных землевладельцев, и нижнюю палату, состоящую большей частью из мелкопоместных дворян (country cquires), согласиться на уступки относительно ввоза земледельческих продуктов, — кто поручится за то, что по истечении нескольких лет новое торийское министерство, при других обстоятельствах, снова не издаст нового хлебного билля?8ь Кто может поручиться за то, что новая морская война, новая континентальная система не отделит сельских хозяев континента от мануфактуристов Великобритании и континентальные европейские нации не поставлены будут в необходимость снова начинать свою карьеру на поприще фабрично-заводского дела и снова обратить свои лучшие силы на борьбу с первоначальными затруднениями — для того, чтобы потом все это снова принести в жертву миру?
Таким образом, школа должна была бы осудить континентальные нации вечно ворочать камень Сизифа — вечно во время войны создавать фабрики и заводы для того, чтобы в мирное время привести их к разорению.
Школа в состоянии была дойти до таких абсурдов только потому, что она, несмотря на название, которое дала своей науке, совершенно исключила из последней политику, совершенно игнорирует сущность национальности и не отдает себе отчета во влиянии, какое оказывает война на торговлю между различными нациями.
Совершенно другими представляются отношения земледельцев, с одной стороны, и фабрикантов и заводчиков — с другой, если те и другие живут в одной и той же стране, следовательно, находятся в вечном мире между собой. Всякое расширение или улучшение существующей уже фабрики или завода вызывает увеличение спроса на земледельческие продукты. Этот спрос не является неопределенным, не зависит ни от иностранных торговых мероприятий или торговых колебаний, ни от чужеземных политических волнений или войн, ни от иностранных изобретений или улучшений, ни от урожаев в других странах; туземный сельский хозяин не делится с другими нациями; ежегодный спрос для него определен. Каков бы ни был урожай в других странах, какие бы недоразумения ни возникали в политическом мире, он может рассчитывать на сбыт своих продуктов и на удовлетворение своих нужд в заводско-фабричных изделиях по ценам подходящим и постоянным. С другой стороны, каждое улучшение земледелия, введение каждой новой культуры возбуждает фабрично-заводскую промышленность, потому что всякое увеличение земледельческого производства вызывает соответствующее увеличение фабрично-заводской промышленности. Таким взаимодействием обеих главных ветвей промышленности обеспечиваются навсегда успехи нации.
Политическое могущество ручается нации не только за увеличение ее благосостояния посредством внешней торговли и внешних колоний, но оно обеспечивает ей также внутреннее благосостояние и ее национальное существование, что бесконечно важнее, нежели материальное богатство. Благодаря своему навигационному акту Англия достигла политического могущества, а благодаря политическому могуществу была в состоянии расширить свое мануфактурное преобладание по отношению ко всем народам. Но Польша была вычеркнута из ряда наций, потому что у нее не было сильного среднего сословия, которое может быть вызвано к жизни лишь насаждением внутренней фабрично-заводской промышленности.
Школа не может отрицать, что внутренняя торговля нации в десять раз больше внешней даже в том случае, когда последняя достигла высшей степени своего развития; но она отсюда не признала нужным вывести следующее простое заключение: что в десять раз полезнее эксплуатировать внутренние рынки, сохранив их за собою, нежели искать богатства вне, и что достигнуть большего значения может внешняя торговля той нации, которая довела фабрично-заводскую промышленность до степени высшего развития.
Школа оценивает значение рынка только в космополитическом, но не в политическом отношении. Большая часть приморских стран европейского материка находится в естественном районе снабжения изделиями мануфактурной промышленности Лондона, Ливерпуля или Манчестера, и очень немногие фабриканты и заводчики других стран в состоянии при свободе торговли выдерживать в своих приморских городах их конкуренцию. Более значительные капиталы, огромный собственный внутренний рынок, который дает английским мануфактуристам средства для более обширного, а следовательно, и для более дешевого производства, лучшие приемы в самом производстве и, наконец, более дешевый фрахт при транспортировках морем — все это обеспечивает в настоящее время английским фабрикантам и заводчикам преимущества в сравнении с таковыми же стран континентальных, которые только благодаря продолжительному и настойчивому применению протекционной системы и усовершенствованию внутренних путей сообщения постепенно будут в состоянии обеспечить за собой туземную промышленность. Но рынок приморских стран для каждой нации имеет огромное значение как по отношению к привозной, так и к отпускной торговле, и нация, приморский рынок которой принадлежит более иностранной торговле, чем ей самой, является разделенной как в экономическом, так и в политическом отношении. Да, невозможно представить себе более вредного для нации экономического и политического положения, как то, когда ее приморские города относятся более сочувственно к иностранным державам, нежели к собственной стране.
Наука не имеет права не признавать природу национальных отношений, или не обращать на нее внимания, или извращать ее в видах споспешествования космополитической цели. Достигнуть этой цели возможно, лишь следуя природе этих отношений и стараясь согласно ее законам довести отдельные нации до высшей цели. Обратите внимание на то, как мало дало результатов применение учения школы на практике. Это не столько вина практиков, которыми довольно верно была понята природа национальных отношений, а вина теории, которая уклонялась от всякого опыта, перед которым практика должна была прийти в недоумение.
Помешала ли эта теория нациям, какова, например, южноамериканская, наперекор их естественным потребностям применить у себя протекционную систему? Помешала ли она распространять ее и на производство пищевых продуктов и сырья, которые не нуждаются в покровительстве, так как оно при всяких обстоятельствах должно оказывать обоюдно вредное влияние, как на нацию, в интересах которой применяют это покровительство, так и на ту, против которой оно вводится? Помешала ли эта теория признавать предметами, заслуживающими покровительства, мануфактурные изделия изощренного вкуса, каковы предметы роскоши, хотя совершенно ясно, что таковые могут быть предоставлены свободной конкуренции без малейшей опасности для благосостояния нации? Нет! Теория не вызвала до сих пор ни одной плодотворной реформы и не вызовет до тех пор, пока она будет находиться в противоречии с сущностью вещей. Она может и должна вызвать великие реформы, но лишь тогда, когда она будет опираться на сущность вещей.
Прежде всего она принесет огромную пользу всем нациям, окажет содействие благосостоянию и успехам всего человечества, если докажет, что препятствия, поставляемые торговле естественными продуктами и сырыми материалами, чрезвычайно вредны для тех самых наций, которые прибегают к этим препятствиям, и что протекционная система имеет законное право на существование настолько, насколько она имеет целью промышленное воспитание наций. Затем, базируя свою фабрично-заводскую промышленность на здравых принципах протекционной системы, она побудит те государства, в которых существует еще запретительная таможенная система, как, например, Францию, постепенно отменить ее. Фабриканты и заводчики не будут противиться этим нововведениям, раз они убедятся, что теоретики, далекие от желания разорить их, принимают за основу всякой разумной торговой политики поддержание существующих фабрик и заводов и их дальнейшее развитие.
Если теория покажет немцам, что они могут поощрять свою фабрично-заводскую промышленность лучше всего посредством ввозных пошлин, которые должны последовательно возвышаться и затем так же последовательно понижаться, и что в известных размерах, хотя и очень ограниченная, иностранная конкуренция при всяких обстоятельствах полезна для развития их фабрик и заводов, то в конце концов они окажут гораздо более услуг свободе торговли, чем в том случае, если бы немецкая промышленность была разорена.
Теория не должна требовать от Соединенных Штатов Северной Америки, чтобы они предоставили свободной иностранной конкуренции те отрасли фабрично-заводской деятельности, которые получают поддержку в дешевом сырье и пищевых продуктах, а также в силе машин. Но она не встанет также в противоречие с самой собой, если будет утверждать, что Соединенные Штаты, до тех пор пока заработная плата стоит у них несравненно выше, нежели в странах со старой культурой, будут действительно заботиться о развитии своих производительных сил, цивилизации и политического могущества, предоставив наилегчайший доступ в свои пределы тем иностранным изделиям, в фабрикации которых ручной труд составляет главное основание их стоимости, при непременном условии, что другие страны будут доставлять свои земледельческие продукты и сырые материалы.
Теория свободы торговли получит тогда доступ в Испанию, Португалию и Неаполь, в Турцию и Египет и во все варварские и полуцивилизованные и жаркие страны. В этих странах не придет никому в голову нелепой мысли стремиться, при настоящей степени их культурного развития, к созданию собственной фабрично-заводской промышленности посредством протекционной системы.
Англия откажется тогда от убеждения, что она призвана монополизировать фабрично-заводскую промышленность всего земного шара. Она не будет требовать, чтобы Франция, Германия и Северная Америка пожертвовали своими фабриками и заводами для того, чтобы иметь право поставлять в Англию земледельческие продукты и сырые материалы. Она будет признавать законность в этих странах протекционной системы и расширять в то же время у себя более и более свободу торговли, ввиду указаний теории, что нация, достигнувшая мануфактурного верховенства, не может предохранить своих фабрикантов и негоциантов от попятного движения и беспечности, иначе как посредством свободного ввоза пищевых продуктов и сырья и конкуренции иностранных мануфактурных изделий.
Англия будет тогда на практике следовать торговой политике, совершенно противоположной той, которой она следовала до сих пор. Вместо того чтобы, как было до сих пор, убеждать другие нации признать принцип свободы торговли, а у себя применять строжайшую запретительную систему, она откроет им свой собственный рынок, нисколько не озабочиваясь действующей протекционной системой в других странах. Она отложит свою надежду на восстановление свободы торговли до того времени, когда другие нации не будут опасаться разорения их фабрик и заводов, проистекающего от свободы конкуренции.
А пока не наступит такой момент, тот вред, который будет наносить Англии протекционная система других государств по вывозу мануфактурных изделий всеобщего потребления, она будет возмещать посредством значительного вывоза мануфактурных изделий высшей обработки и при помощи открытия, создания и развития новых рынков для сбыта предметов своей издельной промышленности.
Она постарается умиротворить Испанию, Восток и государства Средней и Южной Америки и распространить свое влияние на все варварские и полуцивилизованные страны Средней и Южной Америки, Азии и Африки настолько, чтобы у них возникали сильные и просвещенные правительства, чтобы явилась личная и имущественная безопасность, чтобы были проложены дороги и каналы, развились образование и просвещение, нравственность и промышленность и исчезли фанатизм, суеверие и апатия. Если, кроме того, Англия немедленно, вместе с подобными стремлениями, отменит ограничения ввоза пищевых продуктов и сырья, то она невероятно расширит свой отпуск мануфактурных изделий и с гораздо лучшими результатами, чем если она вечно будет спекулировать на разорении континентальных фабрик.
Но для того, чтобы это цивилизующее влияние Англии на варварские и по-луцивилизованные народы не осталось без последствий, действия Англии не должны носить исключительного характера; она не должна, как это было сделано ею, например, в Бразилии, стремиться монополизировать эти рынки посредством особенных торговых привилегий и устранять с него другие нации.
Такая политика будет всегда вызывать зависть со стороны других наций и противодействие их стремлениям Англии. Этой, очевидно, эгоистической политикой и объясняется то, почему до сих пор было столь незначительно влияние цивилизованных держав на цивилизацию подобных стран. Англия должна поэтому стараться проводить в народное право этих стран принцип равенства в заключаемых ими торговых трактатах с другими мануфактурными нациями. Тогда Англия не только обеспечила бы своими цивилизаторскими стремлениями поддержку всех цивилизованных стран, но она могла бы без ущерба своим торговым интересам предоставить и другим мануфактурным нациям стремиться к подобного рода деятельности. Превосходство во всех отраслях промышленности и торговли давало бы ей всюду возможность воспользоваться наилучшей долей снабжения этих рынков иностранными изделиями.
Притязания англичан и их беспрестанные интриги против фабрично-заводской промышленности других наций могли бы еще иметь оправдание, если бы всемирная промышленная монополия была необходима для благосостояния Англии, если бы не было доказано до очевидности, что нации, стремящиеся рядом с Англией к развитию обширной фабрично-заводской промышленности, отлично могут достигнуть своей цели и без унижения Англии, что Англия не сделалась бы беднее потому, что другие стали бы богаче, и что природа предлагает достаточно средств для того, чтобы и без вреда благосостоянию Англии могла развиться в Германии, Франции и Северной Америке фабрично-заводская промышленность, равная английской.
Относительно этого прежде всего нужно заметить, что каждая нация, завоевавшая свой внутренний мануфактурный рынок, с течением времени гораздо больше выигрывает в производстве и потреблении фабрично-заводских изделий, нежели теряет та нация, вследствие устранения ее с рынка, которая до тех пор снабжала первую фабрикатами, ибо нация, принявшаяся за обрабатывающую промышленность, восполняя свое экономическое развитие, становится несравненно богаче и населеннее, следовательно, может уже потреблять несравненно большее количество фабрикатов, чем она могла их привозить при прежней чужеземной зависимости относительно мануфактурных изделий.
Что же касается, однако, вывоза фабрично-заводских изделий, то в этом отношении страны умеренного пояса, которые самой природой предназначены преимущественно к развитию фабрично-заводского дела, должны находить сбыт своим изделиям главным образом в стране жаркого пояса, которая снабжает их колониальными товарами взамен мануфактурных. Но потребление мануфактурных изделий в странах жаркого пояса обусловливается, с одной стороны, их способностью производить в избытке те продукты, которые свойственны их климату, с другой стороны, тем спросом, который предъявляется странами умеренного пояса на их продукты.
Если очевидно, что с течением времени страны жаркого пояса в состоянии будут производить в пять-десять раз больше сахару, рису, кофе, хлопка и т. д., чем до сих пор, и что потребление стран умеренного пояса может увеличиться в такой же пропорции, то это уже доказывает, что страны умеренного пояса в состоянии будут увеличить сумму ценности вывоза мануфактурных изделий в страны жаркого пояса также в пять-десять раз.
Возможность для континентальных наций увеличить потребление в указанной выше пропорции доказывается увеличением потребления в Англии колониальных продуктов за последние пятьдесят лет, причем нужно еще иметь в виду то, что увеличение этого потребления было бы еще значительнее при отсутствии высоких ввозных пошлин.
За последние пять лет Голландия на Суматре и Яве, Англия в Ост-Индии представили неопровержимые доказательства относительно способности увеличить производство жаркого пояса. Англия с 1835-го по 1839 год свой ввоз сахара из Ост-Индии увеличила в четыре раза; ввоз кофе увеличился еще в большей пропорции, равно привоз оттуда хлопка также сильно возрастает. Словом, последние английские газеты (от февраля 1840 года) с торжеством заявляют, что производительная способность Ост-Индии относительно этих продуктов неистощима и что недалеко то время, когда Англия по привозу этих продуктов сделается независимой от Америки и Вест-Индии. Голландия, с другой стороны, начинает уже тяготиться наплывом к себе колониальных товаров и старается отыскать для их сбыта новые рынки; при этом нужно обратить внимание на то, что Северная Америка продолжает расширять свое хлопчатобумажное производство, что в Техасе создается государство, которое, несомненно, должно покорить всю Мексику и сделать из этой плодородной страны то же, что теперь представляют южные штаты североамериканского союза. Пусть примут во внимание, что порядок и законы, трудолюбие и умственное развитие распространятся мало-помалу в южноамериканских государствах от Панамы до мыса Горна, затем на всю Африку и Азию, и повсюду увеличат производство и избыток продуктов, и тогда нетрудно будет понять, что здесь открывается поле для сбыта мануфактурных изделий не для одной нации.
Если вычислить площадь тех стран, которые до сих пор доставляли колониальные произведения, и сравнить ее со всей площадью, которую природа одарила способностью для такого производства, то окажется, что до настоящего времени эксплуатировалась едва лишь пятнадцатая часть стран, способных к такому производству.
Каким же образом могла бы Англия присвоить исключительно себе снабжение мануфактурными изделиями всех стран, доставляющих колониальные товары, когда привоз их из одной только Ост-Индии может вполне удовлетворить ее потребности в продуктах жаркого пояса? Как может она надеяться на сбыт мануфактурных изделий в те страны, от которых она не в состоянии получить в обмен их колониальных продуктов? Каким образом далее может возродиться огромный спрос на колониальные продукты на европейском материке, если материк этот по своему фабрично-заводскому производству не в состоянии оплачивать и потреблять эти продукты?
Итак, ясно, что стеснение фабричного производства на континенте может, конечно, задержать промышленный подъем континентальных стран, но никаким образом не может содействовать благосостоянию Англии.
Ясно далее, что как в настоящее время, так и долго еще страны жаркого пояса будут доставлять достаточные основы для обмена продуктов, потребных для стран, призванных к фабрично-заводской промышленности.
Ясно, наконец, что всемирная мануфактурная монополия в том виде, в каком она выразилась бы в настоящее время вследствие свободного допущения английских мануфактурных изделий на рынки европейского материка и Северной Америки, ни в каком случае не будет полезнее для благосостояния человечества, чем протекционная система, которая стремится к развитию фабрично-заводских сил всего умеренного пояса в пользу развития земледелия во всем жарком поясе.
То обстоятельство, что Англия опередила прочие страны в мануфактурах, мореплавании и торговле, не должно страшить другие нации, призванные условиями своей территории, своим национальным могуществом и способностями к развитию фабрично-заводской промышленности, и отклонять от вступления в соперничество со страною, которая приобрела мануфактурное верховенство. Фабрики и заводы, торговля и мореплавание имеют будущность, которая превзойдет настоящее настолько, насколько настоящее превосходит прошедшее. Нужно лишь иметь достаточно мужества, чтобы верить в великую национальную будущность и с этой надеждой идти вперед. Но прежде всего нужно обладать настолько национальным разумом, чтобы теперь же посадить и оградить защитою дерево, которое будет приносить богатые плоды будущим поколениям. И прежде всего нации нужно завоевать для себя свои отечественные рынки, по крайней мере для предметов всеобщего потребления, и постараться получать продукты жаркого пояса непосредственно из тех стран в обмен на наши фабрично-заводские изделия. Такова задача, которую обязан разрешить германский торговый союз, если германская нация не желает остаться далеко позади не только Франции и Северной Америки, но даже и России.