Изложение учений А. Смита и Ж.-Б. Сэя о происхождении меновой стоимости

Содержание:

• 157. Три основных решения проблемы происхождения меновой стоимости.
• 158. Учение А. Смита, или учение о труде. Оно ограничивается заявлением о том, что только труд имеет стоимость; оно совсем не объясняет, почему труд имеет стоимость и, следовательно, откуда обычно берется стоимость вещей.
• 159, 160. Учение Ж.-Б. Сэя, или учение о полезности. Полезность — необходимое, но не достаточное условие стоимости.
• 161. Учение о редкости.
• 162. Условие максимального удовлетворения Госсена: максимум полезности, к которому оно относится, не является условием свободной конкуренции.
• 163. Уравнения обмена Джевонса: они применимы лишь к случаю с двумя обменивающимися лицами.
• 164. Grenznutzen (предельные полезности).

157. В науке есть три основных решения проблемы происхождения стоимости. Первое — это решение А. Смита, Рикардо, Мак-Куллоха; это английское решение, оно связывает происхождение стоимости с трудом. Это решение слишком узко, и оно отказывает в стоимости вещам, которые ее действительно имеют. Второе — это решение Кондильяка и Ж.-Б. Сэя; это скорее французское решение, оно связывает происхождение стоимости с полезностью. Оно слишком широко и придает стоимость вещам, которые в действительности ее не имеют. Наконец, третье, являющееся верным, — это решение Бурламаки и моего отца О.-А. Вальраса, оно связывает происхождение стоимости с редкостью.

158. В «Богатстве народов» (книга 1, гл. V) А. Смит сформулировал свое учение следующим образом:

«Действительная цена всякого предмета, т.е. то, что каждый предмет действительно стоит тому, кто хочет приобрести его, есть труд и усилия, нужные для приобретения этого товара. Действительная стоимость всякого предмета для человека, который приобрел его и который хочет продать его или обменять на какой-либо другой предмет, состоит в труде и усилиях, от которых он может избавить себя и которые он может возложить на других людей. То, что покупается на деньги или приобретается в обмен на другие предметы, приобретается трудом в такой же мере, как и предметы, приобретаемые нашим трудом. В самом деле, эти деньги или эти товары сберегают нам этот труд. Они содержат стоимость известного количества труда, которое мы обмениваем на то, что, по нашему предположению, содержит в данное время стоимость такого же количества труда. Труд был первоначальной ценой, первоначальной покупной суммой, которая была уплачена за все предметы. Не на золото или серебро, а только на труд первоначально были приобретены все богатства мира; и стоимость их для тех, кто владеет ими и кто хочет обменять их на какие-либо новые продукты, в точности равна количеству труда, которое он может купить на них или получить в свое распоряжение»^*.


Как правило, данная теория опровергалась плохо. Она состоит, главным образом, в утверждении, что все имеющие стоимость и обменивающиеся вещи состоят из труда в той или другой форме; что только труд составляет все общественное богатство. В ответ на это А. Смиту указывают на вещи, которые имеют стоимость и обмениваются, но не являются продуктом труда, на иные, нежели труд, вещи, которые входят в состав общественного богатства. Но данный ответ слаб философски. Тот факт, что только труд образует все общественное богатство или же что труд образует только одну его разновидность, не имеет здесь для нас значения. Как в том, так и в другом случае остается вопрос: почему труд имеет стоимость и обменивается? Вот вопрос, который нас занимает и который А. Смит не ставил и не решал. Но если труд имеет стоимость и обменивается, то это происходит потому, что он является одновременно полезным и количественно ограниченным, потому что он редок. Стоимость, следовательно, идет от редкости, и все вещи, являющиеся редкими, независимо от того, есть среди них иные, нежели продукты труда, или нет, будут иметь стоимость и обмениваться, как и труд. Таким образом, теория, связывающая происхождение стоимости с трудом, является не столько теорией слишком узкой, сколько теорией совершенно пустой, не столько неточным утверждением, сколько утверждением, ничего не значащим.

Что касается второго решения, то вот как выразил его Ж.-Б. Сэй в гл. II своего «Катехизиса»:

«Почему полезность вещи приводит к тому, что эта вещь имеет стоимость?

Потому что полезность, которой она обладает, делает ее желанной и толкает людей на жертву ради владения ею. Люди ничего не отдают, чтобы иметь нечто ненужное, но отдают известное количество вещей, которыми обладают (например, известное количество монет), чтобы получить вещь, в которой нуждаются. Именно это и придает ей стоимость».

Здесь есть попытка доказательства, но, надо признать, довольно неудачная. «Полезность вещи делает ее желанной». Естественно. «Она толкает людей на жертву ради владения ею». Это зависит от обстоятельств: она толкает их на жертву, только если они не могут достать ее иным образом. «Люди ничего не отдают, чтобы иметь нечто ненужное». Без сомнения. «Но отдают известное количество вещей, которыми обладают, чтобы получить вещь, в которой нуждаются». При одном условии: при том, что не могут ее получить, ничего не отдав взамен. Таким образом, полезности недостаточно для создания стоимости: необходимо еще, чтобы полезная вещь не имелась в неограниченном количестве, чтобы она была редкой. Это суждение подтверждается фактами. Воздух, которым мы дышим, ветер, надувающий паруса кораблей и вращающий мельницы, свет Солнца, освещающий нас, и его тепло, позволяющее вызревать хлебам и фруктам, вода и получаемый из нее при нагревании пар, многие другие силы природы полезны, даже необходимы. И однако у них нет стоимости. Почему? Потому, что они не ограничены количественно, потому что каждый из нас может получить их, если они есть в наличии, сколько угодно, ничего не давая взамен, не принося никакой жертвы.


Кондильяк и Ж.-Б. Сэй оба натолкнулись на это возражение. Каждый из них ответил на него по-разному. Кондильяк видит, что воздух, свет, вода — вещи очень полезные, и он пытается нас убедить, что в действительности они нам чего-то стоят. Чего же? Усилий, необходимых, чтобы «схватить» их. Для Кондильяка дыхание, открывание глаз, дабы ясно видеть, наклон, чтобы набрать воды из реки, — все эти действия представляют собой жертву, которой мы оплачиваем эти блага. Этот детский аргумент упоминался чаще, чем можно было бы подумать; от этого, впрочем, он не становится лучше. Действительно, очевидно, что если называть все эти действия экономической жертвой, то надо найти другое слово для собственности в собственном смысле слова, ибо, когда я иду за мясом к мяснику, за одеждой к портному, то я тоже делаю усилие или приношу жертву, чтобы «взять» эти предметы, но я делаю сверх того одно совсем особое усилие, состоящее в том, что я вынимаю из кармана определенную сумму денег в пользу торговца.

Ж.-Б. Сэй подошел к этому иначе. На его взгляд, воздух, которым мы дышим, солнечный свет, вода полезны и, следовательно, имеют стоимость. Они даже столь полезны, столь необходимы, столь обязательны, что имеют значительную, огромную, бесконечную стоимость. И вот почему мы имеем их даром. Мы не оплачиваем их, так как не смогли бы никогда заплатить за них их цену. Объяснение изобретательно; к сожалению, бывают случаи, когда воздух, свет, вода оплачиваются: например, когда они становятся редкими.

160. Мы смогли найти без особого труда два характерных пассажа у А. Смита и Ж.-Б. Сэя; но надо сказать, что на деле эти авторы лишь коснулись вопроса о происхождении меновой стоимости и что ни тот, ни другой не замыкались в рамках упомянутых нами ограниченных теорий. Несколькими строками ниже тех, что мы привели, Ж.-Б. Сэй добавляет «от» теории полезности к теории трудовой стоимости; а где-то, кажется, присоединяется к теории редкости. Что же касается А. Смита, то, к счастью, он противоречит сам себе, допуская наряду с трудом и землю как источник общественного богатства. Остается только один Бастиа, сделавший попытку систематизировать английскую теорию, признавший ее следствия, противоречащие реальности фактов, и старавшийся заставить и других признать их.


161. Остается, наконец, теория редкости, прекрасно сформулированная Бурламаки в «Элементах естественного права», в гл. XI третьей части, следующим образом:

«Основаниями собственной и внутренней (intrins и que) цены являются прежде всего способность обслуживать потребности, удобства или удовольствия жизни, которой обладают вещи, одним словом, их полезность; и их редкость.

Я говорю прежде всего их полезность, под этим я подразумеваю не только их действительную полезность, но и полезность, которая является всего лишь произвольной или вымышленной, как у драгоценных камней; а отсюда обычно говорят, что вещь, никак не пригодная к применению, не имеет никакой цены.

Но одной только полезности, какой бы действительной она ни была, недостаточно, чтобы придать вещам цену, надо еще принять во внимание их редкость, т.е. трудность, которую встречаешь, чтобы получить эти вещи, и которая приводит к тому, что всякий человек не может свободно получить их сколько угодно.

Ибо далеко не всегда имеющаяся в вещи потребность решает вопрос о ее цене — обычно мы видим, что самые необходимые для человеческой жизни вещи — это вещи, которые дешевы, как вода для общего употребления.

Одной только редкости также недостаточно, чтобы придать вещам цену, необходимо, чтобы они были к тому же пригодны к какому-то применению.

Поскольку именно здесь подлинные основания цены вещей, то те же самые обстоятельства, комбинируемые по-разному, также повышают ее или понижают.

Если мода на вещь проходит или же люди мало обращают на нее внимания, то она становится дешевой, какой бы дорогой она ни была ранее. А если, напротив, общераспространенная вещь, стоящая мало или ничего, становится несколько редкой, то она сразу же начинает получать цену и порой даже весьма дорогую, как это случается, например, с водой в засушливых местах или же в определенные периоды, во время осады или мореплавания, и т.д.

Одним словом, все особые обстоятельства, содействующие повышению цены вещи, могут относится к редкости. Таковы сложность работы, ее тонкость, репутация работника.


К тому же соображению можно отнести то, что называют ценой наклонности или привязанности, когда кто-то оценивает имеющуюся у него вещь выше цены, которую за нее обычно дают, по какой-либо особой причине; например, если она помогла ему спастись от большой опасности, если она напоминает о каком-то знаменательном событии, если это знак почести и т. д.»

Такова теория редкости. В середине прошлого века аббат Женовези преподавал ее в Неаполе, а Н.-В. Сениор в Оксфорде до 1830 г. Но в политическую экономию ее по-настоящему ввел мой отец, изложив ее особым образом, развернув все необходимые моменты, в работе, озаглавленной «О природе богатства и происхождении стоимости» (1831)^**. Трудно было извлечь большую пользу, чем сделал он в этой работе, из возможностей обычной логики и, чтобы идти дальше, необходимо было использовать, как я и сделал, приемы математического анализа.

162. Но я не единственный, кто использовал их с той же целью. Другие авторы сделали это до меня: вначале немец Герман Генрих Госсен в работе, опубликованной в 1854 г. под названием «Entwicklung der Gesetze des menschlichen Verkehrs, und der daraus flie?enden Regeln fbr menschliches Handeln» (Развитие законов общественного обмена и вытекающих отсюда правил общественной торговли), затем англичанин Вильям-Стэнли Джевонс в работе под названием «Theory of Political Economy» (Теория политической экономии), первое издание которой появилось в 1871 г., а второе в 1879 г. Оба, Госсен и Джевонс, причем второй — не зная о работах первого, — представили убывающую кривую полезности или потребности; из нее они вывели математически: один — условие максимума полезности, другой — уравнения обмена.

Госсен изложил свое условие в следующих выражениях: после обмена два товара должны будут распределиться между двумя обменивающимися лицами таким образом, чтобы последний полученный атом каждого товара имел такую же стоимость для одного и другого обменивающегося лица. Чтобы перевести это положение в наши формулы, обозначим через (А) и (В) два товара и через (1) и (2) двух обменивающихся лиц. Пусть r=φ_a,1(q), r=φ_b,1(q) будут уравнениями кривых полезности (А) и (В) для лица (1), а r=φ_a,2(q), r=φ_b,2(q) — соответствующими уравнениями для лица (2). Пусть q_a будет количеством (А), имеющимся у лица (1), q_b количеством (В), имеющимся у лица (2), а d_a и d_b — количествами (А) и (В), подлежащими обмену. В этих условиях положение Госсена передается двумя уравнениями


которые определяют d_a и d_b для обменивающихся лиц (1) и (2). Однако вполне очевидно, что максимум полезности, полученный таким образом, является не относительным максимумом свободной конкуренции, совместимым с тем условием, что все обменивающиеся лица свободно отдадут и получат (взамен) количества обоих товаров в соответствии с общей и идентичной пропорцией, а абсолютным максимумом, который совсем не учитывает условие единственности цены и равенства действительных предложения и спроса по этой цене и который, таким образом, ликвидирует собственность^***.

163. Что касается Джевонса, то он сформулировал свои уравнения обмена следующим образом: Пропорция обмена двух товаров будет обратной отношению конечных степеней полезности количеств этих товаров, потребляемых после обмена. Если (А) и (В) — два товара, (1) и (2) — два обменивающихся лица, φ₁ и ψ₁ — буквенное обозначение функции полезности (А) и (В) для лица (1), φ₂ и ψ₂ — соответствующее обозначение для лица (2), a — количество товара (А), имеющееся у лица (1), b — количество товара (В), имеющееся у лица (2), х и у — количества (А) и (В), подлежащие обмену, то его формулировка, как он это сделал сам, передается двойным уравнением


которое в нашей системе обозначений примет вид


и будет служить для определения d_a и d_b. Данная формула отличается от наших в двух пунктах. Во-первых, цены, являющиеся обратно пропорциональными обмененным количествам товара, заменены пропорциями обмена, представляющими собой прямые отношения этих количеств и всегда дающимися двумя их членами d_a и d_b. Во-вторых, проблема считается решенной с рассмотрением случая с двумя обменивающимися лицами. Автор оставляет за собой только возможность рассматривать каждого из этих обменивающихся лиц (trading bodies) состоящим из группы индивидов, например, всех обитателей континента, всех промышленников одной и той же категории в данной стране. Но он сам признает, что, выдвигая подобную гипотезу, он оставляет почву реальности и переходит на почву фиктивных средних (fictitious means). Что же касается нас, то, не желая покидать почву реальности, мы можем считать приемлемой формулу Джевонса только для ограниченного случая, где присутствуют лишь два индивида. Остается, следовательно, ввести общий случай, в котором присутствует некоторое число индивидов для обмена сначала двух товаров один на другой, затем некоторого числа товаров между собой. Именно это и помешал себе сделать Джевонс, оставшись в плену неудачной идеи взять в качестве неизвестных задачи обмененные количества вместо цен.

164. В то самое время, когда Джевонс впервые опубликовал свою «Теорию политической экономии» (1871-1872), профессор Венского университета Карл Менгер выпустил «Grundsatze der Volkswirtschaftslehre» (Основания политической экономии), являющуюся третьей работой, предшествующей моей, в которой основы новой теории обмена были заложены независимым и оригинальным образом. Как и мы, Карл Менгер строит теорию полезности, формулируя закон убывания потребности с ростом потребляемого количества для выведения из него теории обмена. Он следует дедуктивному методу, но отказывается признать, что следует математическому методу, хотя он пользуется если и не функциями или кривыми, то, по крайней мере, арифметическими таблицами для выражения либо полезности, либо потребности. Это обстоятельство запрещает мне критиковать его теорию в нескольких строках, как в отношении Госсена и Джевонса. Скажу только, что он и его последователи, как г.г. Визер и Бем-Баверк, как мне представляется, лишают себя ценного и даже необходимого ресурса, отказываясь прямо и откровенно использовать метод и язык математики в исследовании по преимуществу математического предмета. Однако я добавлю, что, применяя несовершенные метод и язык, они весьма близко подошли к решению задачи обмена. То, что очевидно, так это то, что им удалось, по меньшей мере, привлечь внимание экономистов к теории редкости, или, как они говорят, Grenznutzen (предельной полезности). Перед этой теорией открывается сегодня в науке самое блестящее будущее. Я выведу из нее: 1) теорию одновременного определения цен продуктов и цен земельных, личных и движимых доходов, 2) теорию определения нормы чистого дохода и затем цен земельных, личных и движимых капиталов, и 3) теорию определения цен в деньгах; все это абстрактные теории, но, взаимно поглощая друг друга, они приведут нас — путем методического синтеза — в самую гущу реальности^****.

Примечания

* Адам Смит. Исследование о природе и причинах богатства народов. Том I. М.-Л., 1931, стр. 36-37.

** См., в частности: гл. III, стр. 41; гл. XVI, стр. 234; гл. XVIII, стр. 279.

*** См. Etudes d’economie sociale. Theorie de la propriete, 4.

**** Думаю, чтобы избежать всяких недоразумений, я должен повторить, что три последних номера этого урока были добавлены ко второму изданию книги, и если в первом издании 1874 г. я не цитировал упомянутые здесь работы, появившиеся раньше моей, то только потому, что совершенно не знал об их существовании.